Да, для меня сейчас оно любимое – такой знаковый проект. Потому что я не работал с подобными объектами раньше. Я очень люблю форму, люблю проектировать, создавать модели. А здесь у меня был шанс максимально себя ограничить и сохранить то, что есть. Никогда раньше у меня не было такой практики, и здесь я ее получил.

Ко мне, как к автору этой реконструкции, приходили ребята из числа активистов «Квітів України», чтобы поговорить. Я не являюсь активистом движения за поголовное сохранение объектов украинского модернизма. Мне кажется, что сам вопрос украинского модернизма – это хайп. Знаю людей из числа политиков и общественных деятелей, которые ничего не понимают в модернизме и в архитектуре, но активно продвигают эту тему – громко и с такой уверенностью, что можно подумать, будто они эксперты в этом вопросе. Я лично считаю, что в Украине можно насобирать пять-семь объектов, заслуживающих внимания и сохранения. Все остальное – довольно посредственная, серая архитектура, какой в любом городе Западной Европы – завались. И никто там не морочит себе голову – их сносят и строят новые.

Я за то, чтобы сохранять дух места, если это памятник, и он привнес что-то в окружающую среду. Но аргументы из серии «мы в детстве здесь ходили за кефиром»  нерелевантны. Это – не то, что должно влиять на градостроительные решения. В каждом отдельном случае надо разбираться, имеет ли объект историко-культурную ценность. Если говорить об Octo Tower – я рад, что удалось его сохранить в том виде, в котором он есть, но его нельзя сравнивать с «Квітами України», потому что здесь – аренда, а «Квіти України» - собственность. Если бы у здания появился владелец, купивший его за двадцать миллионов, поверьте мне, через год здесь бы уже стояло другое здание.

Будучи студентом, я работал в мастерской архитектора Алексея Брыля, в этой же мастерской работал Саша Бурлака – мой хороший друг и знаток советского модернизма. Так вот мы с Сашей каждый день приходили в мастерскую, на месте которой сами же и проектировали жилой дом. Его просто потом не построили. Если бы здание, в котором расположена Octo Tower, было куплено, никто бы не занимался его сохранением. А вкладывать больше денег при условии аренды здесь бессмысленно. Примерно то же самое мы слышим от владельцев «Квітів України»: «Мы купили это здание за живые деньги, а нам сейчас говорят сохранить в первоначальном виде, и для нас это убыток. Нас никто не предупредил, что такое может быть». Это все – вопрос политики, манипуляции и разных интересов. Существуют активисты, застройщики, которые влияют на ситуацию в городе.

Если говорить об объектах модернизма,  этот вопрос остается открытым, и не только в нашей стране. Есть очень много стратегий взаимодействия с модернистским наследием. Известное здание Lloyd’s Building в Лондоне, которое построил флагман мирового хайтека, британский архитектор сэр Ричард Роджерс, реконструируют и перестраивают без его участия, потому что там есть собственник.

Я – за партисипацию. Это сложно в определенной мере, но тут вопрос в организации процесса. Во всем мире это распространено, и мы никуда не уйдем от участия жителей в формировании среды обитания. Вопрос в том, в какой мере они участвуют, как решается вопрос имущественных прав – об этом обо всем нужно говорить.

У меня более широкий взгляд на этот вопрос. Я считаю, что город – это место, где происходит эволюция общества, высшая ступень объединения людей. Человечество прошло разные ступени расселения: люди пытались найти эффективные способы взаимодействия. И вот сегодня в городе сосредоточено все, что человечество наработало на уровне договоренностей. Я вижу будущее в отсутствии стран, которые заменят  десять-пятнадцать огромных хабов.

Ведь что происходит в городе? В нем пересекается множество интересов, которым нужно как-то находить точки соприкосновения. Города должны помочь людям выйти на следующую ступень объединения между собой – к новому уровню сознания.

Через конфликт.

Безусловно. Этот конфликт и в целом ситуация должны обставляться целым рядом образовательных, информационных и медиаторских процессов, чтобы научить людей приходить к договоренностям. Я вижу задачу шире: не просто создать условия, чтобы люди договорились в конкретной ситуации, а обучить людей сотрудничать в дальнейшем. Не улаживать конфликты, а их предотвращать.

В основном, через образовательные проекты. Хоть жизнь сейчас изменилась – мы перешли в онлайн, мне все же близки хабы, где люди могут собраться и чему-то научиться. Создание таких экосистем – зов времени. Сегодня весь бизнес – это экосистемы. Вы покупаете iPhone, тут же к нему подвязаны часы, ноутбук, проигрыватель iCloud, iTV. То же самое и в архитектуре. Octo Tower – определенная экосистема. Здесь есть обжарка кофе, школа, пекарня, магазин, лекторий, и все напоминает маленький город.

Если говорить о педагогике процесса объединения, он идет от простого – к сложному. В нем, как и во всем остальном, надо начинать с азов. Приходить к пониманию и объединению будут группы, в которых люди схожи между собой. Ты не можешь перескочить через десять ступенек –  все равно будешь начинать с чего-то, близкого лично тебе. Поэтому вначале создаются кластеры – группы людей, которые объединяются и превращаются в сообщества. Потом, если мы представим себе картину города кластеров, в каждом из них будет понимание, культура общения и  построения чего-то общего. Дальше можно уже говорить о соединении между кластерами – для этого нужно создать условия. Роль архитектора – создавать площадки для такого объединения, общественные пространства или стены, залы, хабы. Сегодня этот процесс уже идет стихийно. Например, крупные девелоперы занимаются селекцией жильцов в свои комплексы, что добавляет этим ЖК стоимость. Она заключается в дальнейшей программе по построению общественной жизни – в проведении пикников, ярмарок, праздников. В таких сообществах люди хотят жить – это уже ценность.

Сегодня индекс счастья выходит на первый план по отношению к ВВП в оценке эффективности государства. Есть такое движение и одноименная книга канадского журналиста Макгомери – Happy City. В книге он ищет места и рациональные критерии среды, которая приносит человеку счастье. Автор проехал много городов, пообщался с горожанами и мэрами, и пришел к заключению, что люди, которые живут в престижных районах, но не общаются между собой, менее счастливы, чем люди, живущие в более скромных районах, но общающиеся между собой и имеющие общую среду, чувство поддержки и плеча. Парадоксально, но финансовый фактор иногда работает отрицательно в индексе счастья.

Свою профессиональную деятельность я начинал на стороне заказчика – более десяти лет проработал с Виктором Юшковским, известным киевским инвестором, который открывал МЕГА-Маркеты, развивал территорию «Большевика». Это был решающий опыт в моей жизни, поскольку мы не просто проектировали, а создавали бизнес.  Помимо проекта, как такового, есть ведь еще дальнейшая эксплуатация – все находится на балансе. А потому история с подрядчиками не заканчивалась на открытии, например, ресторана. Это касалось всего.

Поэтому я стараюсь всегда работать «на стороне заказчика» - не рассматриваю свою профессиональную деятельность, как создание проекта, который лежит в альбоме. Я все время прихожу сюда, в гостиницу «Космополит» тоже прихожу, знаю, как объекты развиваются. Мне важна не только территория интересов заказчика, но и то, как это влияет на общество.

Я отвечу словами заказчиков, поскольку постоянно выясняю этот вопрос у Белина, Сухомлина, Борисова, Гусовского и других. Сегодня все меняется, и все они говорят сразу о продукте, который получает человек. Они не говорят о дизайне. Мы сегодня находимся на этапе, когда дизайна вокруг очень много – вход в дизайнерский рынок достаточно легкий. Раньше дизайн был добавочной стоимостью к еде – люди были голодными, хороших частных интерьеров было мало, поэтому нужно было сделать красиво. Сегодня самое главное – это продукт. Какая еда, о чем она, в чем идея? Тарас Середюк говорит, что в связи с пандемией люди ценят личный опыт, что-то особенное. Вы приходите и попадаете в семейный ресторан, где готовят еду специально для вас из-под ножа…

Да, собственно, за отношениями люди и приходят, и важно, какими они будут. А все остальное, в том числе дизайн, должно говорить об этом. Сегодня дизайн движется в интересном направлении: существует достаточно похожих проектов, а потом кто-то создает простой интерьер и заполняет его интересными вещами на стыке дизайна и искусства. Например, как интерьер Славика Балбека ‘Say No Mo’, который получил награду на конкурсе в Америке. Я считаю, что это – произведение искусства в пространстве, когда появляется что-то – форма, барная стойка либо эта золотая история, не похожая ни на что.

Да, если посмотреть на интерьеры последнего года, эта тенденция прослеживается. Есть какая-то достаточно простая «рамка», и в ней появляются интересные предметы на стыке дизайна и искусства – это может быть лестница, лампа или кресло, которое само по себе светится. Это – концепция галереи современного искусства, когда ты попадаешь в пространство, а там что-то происходит. Может быть, эти предметы не совсем между собой вяжутся. Как пример приведу креативного директора Louis Vuitton и автора бренда Off White архитектора Вирджила Абло. Последние магазины бренда он сделал при проектировочном участии Рема Колхаса и OMA по такой схеме: простой фон, предметы нарочито утилитарные – стеллажи, и на контрасте – предметы на стыке искусства и дизайна.

Почему же? Ты приходишь в ресторан и получаешь их.

Это – химия, там должно быть все вместе. Например, сюда хочется возвращаться, потому что ты чувствуешь  большой контекст. Как в старых городах – хочется возвращаться в Венецию, а на Троещину не хочется. Контекст старых городов – чувство сопричастности с другими людьми. Это – глубокая тема, в ней – инстинкт самого человека, глубокий психологический триггер. Мы все находимся в большой системе природы, и когда-то мы были с ней объединены. Потом началась индивидуация, и мы постепенно стали отрываться благодаря нашему Эго. С одной стороны, оно заставляет нас чего-то добиваться, а с другой – отрываться. Муравьи, не имеющие Эго, могут построить такие вещи, которые люди построить не в состоянии. Древние люди не имели такого Эго, как современные, поэтому они могли объединяться и строить, например, египетские пирамиды. Это раскрывало огромные ресурсы, люди лучше чувствовали и жизнь, и природу.

Сегодня Эго выросло по экспоненте. С одной стороны – это прогресс, а с другой – большая точка конфликта. Я к этому отношусь, как к возможности, поскольку над каждым скачком есть два выхода – либо разбежаться, либо объединяться. Разбегаться можно было до XX века – эмигрировать в Америку, отсоединиться от католической церкви. Потому что было куда убегать. И цивилизация развивалась, потому что были территории, свободные для развития. Сегодня у нас – свобода во всем, но это замкнуло варианты развития.

Когда нет ограничений, теряется ценность. Именно поэтому сегодня дизайн и архитектура ее утрачивают. Если есть возможность сделать миллион форм, сама форма обесценивается. Когда можно создать что угодно, почему это должно стоить дорого? Древние греки работали в каком-то одном смысловом языке, и мы уже несколько тысячелетий смотрим на эти формы и восхищаемся. Для непосвященного человека античная архитектура вообще абсолютно однообразна – фронтон, портик, колонна.  Древние эллины ходили в тогах, одинаково выглядели, и эта культура является для нас эталоном эстетики. Поэтому у меня есть идея разработки униформы для людей. Интересно было бы создать и типологию зданий: каким оно должно быть, чтобы ответить на все запросы и ее иметь? Раньше общественные здания и частные жилища обладали типологией. Сейчас существует миллион вариаций – хоть сальто с балалайкой, а в итоге все закончится отходом от внешнего многообразия, потому что необходимую экспрессию мы будем находить внутри. Раньше это было именно так.

Сегодня ценность и ее эквивалент – деньги – перешли полностью в разряд общественных отношений. Например, криптовалюта – это система договоренностей между людьми. Нет обмена информацией и данными между людьми – нет ценности. Ценность всегда была результатом договоренностей:  если мы договорились, что золото ценно, то оно ценно, и наоборот. Постепенно мы уходим от материальной цивилизации – вся эта история с формами растворяется, поскольку лишь увеличивает сверхпотребление. Дизайнером сегодня может стать любой. Раньше, чтобы сделать проект, нужен был проектный институт. Сегодня все делается на удаленке, и количество людей не имеет значения.  У заказчика через несколько лет появится возможность делать визуализации самостоятельно. Когда мы поймем, что ценности в этом нет, то зададимся вопросом, что же дальше?

Почему дизайн Балбека победил? Потому что там есть что-то, чего не может сделать рядовой пользователь. Что-то на грани искусства. Только такие интерьеры будут ценными, и этот пространственный опыт будет важен. Все остальное автоматизируется и утратит смысл.

Пока что мы вовлекаем население на уровне колаборации с заказчиками. Данный проект будет предметом вовлечения большого количества городских интересов. А вообще я прохожу курс ‘Circular Design’ в British Council, в нем дизайн рассматривается как проектирование всех процессов: от полезных ископаемых – до потребления, сопровождения и переработки продукта. Тогда дизайн будет подобен природе. Также туда можно добавить и работу с общественностью.

Я работаю над проектом «Озера Space» совместно с популяризаторами Zero Waste идеологии. Они проводят обучающие курсы, есть магазин. Занимаюсь промышленным объектом – мне нравятся такие проекты, у меня есть опыт постройки заводов в Арабских Эмиратах и Египте. Сейчас нахожусь на этапе проектирования завода для пищевой промышленности в Украине. Если смотреть вперед, мне интересно развивать тему промышленности. Во-первых, это вписывается в циркулярную экономику. Во-вторых, промышленность оказывает влияние на общество  в большей степени, чем объекты HoReCa или коммерческие. Промышленность максимально лишена хайпового наслоения, этого пузыря. Там все конкретно – нужно делать вещи, и они сугубо утилитарны. Это касается и самих зданий, и благоустройства, и промышленного дизайна. Постараюсь внедрять принципы циркулярного дизайна в производство. Ухожу сейчас от частных объектов, жилья. Ценностно мне интересны более широкие задачи.

Себе бы я посоветовал раньше начать работать самостоятельно. Молодым архитекторам – тоже раньше начинать свою практику. И сознавать, что мир становится очень нестабильным, а потому нужно учиться быть гибкими. Наша дальнейшая жизнь будет постоянной сменой ролей и амплуа. Нужно не бояться учиться и менять свои роли.

Автор: АЛЕКСАНДРА ГЕРАСИМОВА