Природу таких контрастов начинаешь понимать, когда попадаешь в студию «Женя Засуцкий и Команда». Темное помещение на первом этаже центральной улицы Воздвиженки, низкие лаунджевые диваны, большие столы архитекторов, книги по искусству и архитектуре, коллекция винтажных машинок Rolls-Royce на полках и живопись, коллажи, гравюры повсюду придают этому месту легкий налет богемности. Но все меняется с появлением хозяина студии, точно ты надеваешь очки, в которых стены окрашиваются в иной цвет. Апологет Mixed Reality в проектах, в людях, как и в предметах Женя больше всего ценит подлинность – «трушность», настоящесть. Все остальное просто.

- Я сторонник того, что не существует стилей, а есть архитекторы, чья работа потом становится стилем. Модернизм, конструктивизм, классицизм – эти стили в архитектуре длились целые эпохи. То, что мы видим сейчас – личные интерпретации, которые основываются на канонах старых стилей.  Каким образом архитектор может обращаться к старым стилям, создавая что-то новое, и формирует его собственный стиль.

- С папой я никогда не работал, хотя архитектура была в моей жизни с самого рождения: у нас в общежитии стоял кульман. У меня был выбор – стать айтишником или архитектором. Я занимался моделированием и компьютерной графикой, но потом жизнь так повернулось, что пошел в архитектуру.

- Я проработал в киевском филиале студии Beletage пять лет, поднакопил деньжат, понял, что хочу роллс-ройс, но никогда его не куплю, если буду работать на кого-то.  Суть, конечно, не в машине, но постепенно у большинства архитекторов созревает желание создать что-то свое. Пришло время, и я это сделал.

- Это долгий путь. Даже свои странные лекции для молодых архитекторов я начинал со слайда – американский каторжник в цепях. И говорил:  «Так выглядят ваши первые три года, если хотите стать архитектором». Денег нет вообще, ответственности максимум и работать надо с утра до вечера. Кто-то через это проходит, кто-то – нет. Нужно набраться храбрости, опыта, компетентности в вопросах, и тогда ты можешь делать то, что хочешь, потому что ты умеешь это делать.

- Лет восемь-девять назад я все пытался выспросить у наших топовых дизайнеров – Сережи Махно, Лены Добровольской, Коли Гулыка, как приходит успех. Сейчас понимаю, что нет такой формулы. Когда-то нам повезло: мы выиграли тендер на большой объект – пентхаус в тысячу квадратов, сделали его хорошо – лучше, чем у заказчика в Лондоне, и так нас за ручку ввели в мир больших проектов.

- Детские садики мы делаем неплохо. На самом деле, эти объекты такие же прибыльные, как и остальные, поскольку там большие объемы. По детским садикам мы – точно одни из лучших.

- Я пытаюсь это не смешивать. Но, так или иначе, мы это делаем.

- Я мог рассказывать, что дополненная реальность и создает новые форматы. Раньше люди концентрировались вокруг кухни или телевизора, а сегодня меняется то, куда они смотрят и с чем взаимодействуют в пространстве. Большинство сидят в телефоне на диване, поэтому диван или большое кресло сейчас важнее, чем кухня или телевизор. В будущем людям будет нужно меньше пространства, но оно будет более удобным и функциональным. Соответственно, дизайн помещений будут более концентрированным.

- Тяжело сказать, насколько, но я всегда говорил, что человеку для жизни много не надо. Хороший дизайн должен быть «без дизайна»: стены – это фон для существования человека. Есть искусство, какие-то вещи, которыми ты его насыщаешь в течение жизни, а делать дизайнерские обои или еще какие-то вычурные штучки – это лишнее.  Сегодня люди все больше становятся приверженцами простоты – главное, чтобы было удобно и тактильно все, к чему ты прикасаешься руками. Остальное – только фон.

- Изредка. Скорее, ее работы покупают заказчики. Я разделяю понятия дизайна интерьера, архитектуры и искусства.  Моя позиция: нельзя подбирать или примерять  картину под интерьер. Можно сделать стены под искусство, но картина или скульптура должны нравиться, вызывать эмоции, о чем-то говорить тебе. Тогда это искусство. Нельзя подбирать картину, как цветовое пятно. Я всегда отказываюсь это делать. У меня все происходит так: вижу картину – хочу ее. Могу себе позволить – покупаю. Вот сейчас на выставке купил два коллажа, пока не нашел им место. Круто, они вызвали у меня эмоции, но места им пока не нашел.

- Они практически все коллекционеры. Но, наблюдая за этим процессом в потоковом масштабе, вижу, что коллекционируют они одних и тех же авторов.

- В Украине вообще эта маркетинговая система немного иначе функционирует. Не скажу, хорошо это или плохо. В их случае это работает: они вкладывают в искусство – оно дорожает, они гордятся этим. Я же воспринимаю искусство, как нечто не особо коммерческое. Чем менее искусство коммерческое – тем лучше. Поэтому у меня есть определенные разногласия в плане того, что такое искусство, а что – коллекционирование дорогих работ.

- Если заказчикам нравятся ее работы, им это близко, я всегда только «за». Но это зависит от заказчиков. Какие-то работы, которые вы видите в интерьерах, не всегда купленные – мы их используем для съемок. Потому что интерьер нужно преподнести для публикации в журналах, а заказчики часто еще не определились с выбором. Фотография же – это коммерческий момент. Ну, и, попутно помогаю продавать Валины картины (смеется).  

- Я вырос на Подоле, это – лучшее место, где я когда-либо работал, тут люди красивые, интересные, творческие. Вчера я был на мастер-классе по актерскому мастерству как раз вон у той девочки, которая только что проехала за окном на самокате. На Воздвиженке ты постоянно контактируешь с креативными людьми. Тут нет общественного транспорта – можно выйти и посидеть в барчике, и ты все время кого-то встречаешь. Здесь – концентрация «моих» людей, а на Печерске были не мои люди. Там – бизнес-экономический, нефтяно-металлургическо-айтишный движ, а здесь все мое. Вроде бы я в рабочем процессе, и в то же время могу выйти, встретить знакомых, выпить винишка после работы. Могу проехать небольшое расстояние от дома до офиса на самокате или пройтись пешком.  Мой жизненный комфорт от этого повышается, потому что рабочий процесс не складывается только в приумножение капитала – он должен приносить удовольствие, так как составляет большую часть жизни. Не факт, что это навсегда, и что я никуда не перееду в будущем, но сейчас мне тут супер.

- Вызывает. Чем больше работаешь, тем больше взрослеешь и понимаешь, что человеку много не нужно. Но при этом не существует осознания без потребления – есть какой-то странный баланс между ними. Моя одежда всегда одинаково-монохромная, мне в кайф выйти с друзьями-рекламщиками на кофе через дорогу или съездить куда-то на поезде, или пожить в пионерском лагере. Но при этом нравиться и покататься на яхте. Одно без другого не существует. Например, люблю на Подоле пивбар «Вернисаж», который не менялся с 1989 года – на углу, возле метро. Вот он – «трушный», настоящий.  

Я люблю настоящие вещи – настоящие дорогие и настоящие дешевые. Это уже вопрос того, можешь или не можешь ты себе что-то позволить, но на подлинность это не влияет. Если что-то вызывает эмоцию, нечего себе шаблоны выстраивать: «это уже не мой уровень»! Или, наоборот: «это – супер-luxury тема для меня!» Все индивидуально, и такая синусоида кидает меня туда-сюда. Иногда хочется каких-то дорогих штучек, а потом думаешь: зачем это надо? (Улыбается)

На самом деле, ты не можешь понять, что такое роскошь, не пожив в ней. Мало смотреть картинки в Pinterest – комфорт заключается в деталях, которые нужно пережить, пропустить через себя. Я это называю «накладными расходами». Чтобы сделать luxury-объект, нужно провести хотя бы одну-две ночи в супер-люксовом отеле, потому что между отелем в пять звезд и супер-люксовым  – огромная разница. Ее не понять по картинкам. Сервис, масштаб – ты никогда не создашь нечто подобного уровня, если не переживешь это сам. И никогда не сможешь говорить со своими заказчиками на одном языке. Что может быть лучше, чем такие «накладные расходы»? (Улыбается)

С заказчиками все проще: я пытаюсь донести до них идею, что дизайн должен сочетать в себе лаконичность и качество. Тут вопрос не в том, чтобы насусалить золота, а в том, что если есть винтажный комод, который купили в Париже на аукционе, а до этого он двести лет простоял в подвале и потом его отреставрировали – это круто! А идти и покупать такой же комод у мебельщиков – не круто. Вещи должны нести в себе дух.

Квартира – это живой организм. Инженерия, технологии, вентиляция приточная, «умный дом» – все эти штуки должны быть максимально современными и юзабельными.  Все остальное просто – качественный паркет, стены, тактильные материалы и мебель, которая несет в себе ценность, и ты получаешь от нее удовольствие: Cassina, Flexform. Мебель для этих фабрик создавали архитекторы, она обладает особой энергетикой.  Для меня конкретно это важно, у меня профдеформация на этой почве (смеется).  

Интерьер должен вызывать эстетическое удовольствие, но многое зависит от вкуса клиента. Нельзя ему вот так сказать: это – красиво, это – не красиво, просто потому, что я в этом шарю. Иногда, конечно, прокатывает, но человеку в этом жить. И я понимаю людей, которые говорят, что им не нравится. Я же за один день не передам им то, чему учился десять лет в ВУЗе и на своем опыте. С клиентами нужно искать точки соприкосновения.

- Все от человека зависит. Если человеку в этом пространство хорошо и комфортно – это его фон для жизни. Например, пивнуха на углу – «Вернисаж» этот разваленный. Я захожу, а там по-английски написано: NO WI-FI. Думаю, если туда привнести кондиционер или еще что-то современное, эти вещи технически решат пару вопросов, но сразу убьют все пространство. Если человеку в нем хорошо, то что его трогать?

- С детскими садиками у нас чуть по-другому: есть репутация, и нам верят на слово. И потом, мы же делаем это пространство для детей – там нет конфликта интересов, дети не дают ТЗ. Дизайн для детей должен быть максимально простым и супер-ответственным: эргономика, игрушки, безопасность, материалы. Там нет компромисса с заказчиком, но детям должно быть комфортно.

- Любой архитектор мечтает о масштабных объектах. Но для того, чтобы делать что-то для людей, нужно изучить эргономику их жизни. Когда мы делаем проекты дизайна интерьеров, часто в новостройках ЖК приходится сталкиваться с дурноватыми конструкторско-планировочными решениями, окнами. Люди, которые это проектировали, не видели пространство изнутри: они делали  картинку снаружи, чтобы продать ее заказчику, а тот, в свою очередь, хотел собрать деньги с инвесторов – потенциальных жильцов. Если позже в такое помещение заходит хороший архитектор, он может распорядиться им разумно, отталкиваясь от потребностей человека, которому в нем жить -  его обеденного стола или кухни, и перепланировать вокруг этого все остальное. Сегодня уже существуют хорошие компании-проектанты, которые изначально делают качественную планировку, например, ARCHIMATIKA.

Мы формируем архитектуру, исходя из эргономики внутреннего пространства. Внутреннее пространство диктует внешний облик. В первую очередь, должно быть удобно внутри, а снаружи – это уже дизайнерско-оформительский процесс.

- Делать то, что им самим нравиться. Джерри Сальц – довольно крутой американский  арт-критик (получил Пулитцеровскую премию за критику в 2018 году – ред.) недавно написал: «Если вы делаете искусство не для себя, а для кого-то, это перестает быть хорошим искусством». Точно так же с дизайном: когда есть компромиссы, сразу нарушается  баланс. Мне кажется, нужно совершенствоваться и не бояться убеждать заказчиков в своих идеях.

В большинстве случаев заказчики – не дурные ребята. Когда я был молодым дизайнером, мои заказчики меня многому научили – вкусу, умению разбираться в вещах.

- Когда-то мне хотелось построить стадион, но торжество массовых действ у меня притупилось со временем. Мы делаем разные проекты на грани технологий, арта и архитектуры. В идеале хотелось бы все это сочетать и делать пространства, адаптированные к будущим реалиям.

Когда я был начинающим архитектором, думал, что классно было бы построить мост - что-то, что связывает людей. Мне хочется выйти за пределы стен.